Робкий звонок оторвал от земных попечений матушку и она поспешила в храм (благо, храм от дома отделен всего лишь стеной), чтобы открыть дверь очередному посетителю.
На пороге стоял молодой бомж, неухоженный, с небольшой бородкой и невероятно умными глазами.
— Можно? – спросил он.
— Да, входите – ответила матушка, ожидая, что сейчас, как всегда, при посещении храма подобной публикой, начнутся просьбы: мы неместные, дайте попить, а покушать у вас ничего не найдется, а похмелиться, ну дайте тогда денег.
Однако молодой человек прошел к стульям и присел, постоянно почесывая свою черную, сбитую в один покров, шевелюру.
Матушка присела за церковную кассу. Она не собиралась возвращаться к своим делам, покинув храм, опасаясь оставить храм и кассу (в которой, правда, все равно, кроме мелочи ничего не было). И не без оснований… Раньше храм не закрывали на замок вообще и каждый мог войти и помолиться, никого не тревожа и без свидетелей. Пока однажды, такой же бомж (его видели соседи), не утащил напрестольное Евангелие и напрестольный Крест. Евангелие он продал за 20 грн., а Крест просто выбросил, поняв, что он не из драгметаллов и на металлолом его тоже не примут. Евангелие и Крест впоследствии вернулись в храм, но дверь стали закрывать и, если кто-то приходил в храм, его не оставляли одного в храме.
Молчание затянулось. И вдруг…
-Можна сыграть? – спросил бомж, указывая пальцем на фортепиано.
— Что? – не сразу поняла матушка.
— Сыграть можно? -повторил бомж.
— Сыграй.
– согласилась матушка. Все ж не сидеть, играя в молчанку…Парень сел за фортепиано, еще раз яростно почесал голову, положил пальцы на клавиатуру и вдруг из-под пальцев его в привычную тишину храма ворвалась музыка. Именно ворвалась. Пальцы музыканта носились по клавиатуре, а мелодия рвалась из-под пальцев и выделывая какие-то невероятные повороты, иногда, казалось, хаотичные, но, в конце концов, складывались в стройную канву мелодии.
Матушка не была знатоком такой музыки, но она завораживала и это казалось чудом, усиливая свою чудесность тем, что все это казалось какой-то фантасмагорией: бомж, фортепиано, храм и музыка…
Время от времени останавливаясь, чтобы почесать голову, бомж играл и играл…
Наконец он остановился и повернулся к матушке.
– Устал? – спросила она.
— Нет- прозвучало в ответ.
— Почему чешешься? Кузьки в голове?
— Не знаю…
Матушка поднялась и подошла к нему. Она решила, что если что-то обнаружит, то сходит в аптеку и купит ему настойку чемерицы, чтобы уничтожить паразитов. Проверив его голову на наличие живности, сказала:
— Голова чистая. В смысле никаких кузек нет, но очень грязная. Когда мыл ее последний раз?
— Может, месяц назад. – ответил парень.
— Кушать будешь?
— Давайте! – сказал буднично парень.
Матушка его покормила и началась неспешная беседа.
Парень рассказал, что сам он киевлянин, ему 36 лет, но он выглядел явно моложе, получил три высших образования, знает иностранные языки, закончил музыкальную школу, мечтал и готовился к блестящей карьере.
Первым срывом для него была смерть отца (мать он плохо знал, она пила и пропала, когда он был маленьким). Вторым и окончательным срывом для него была смерть бабушки. После этого его тетки, воспользовавшись его нервным срывом, отсудили у него квартиру и выселили на улицу.
С того времени он болтался по Киеву и вот решил податься на юга. Шел пешком около двух месяцев и остановился в нашем городе в каком-то заброшенном полуразрушенном доме.
— Ты подожди немного, приедет батюшка – проникнувшись участием к этому парню, сказала матушка. – Он подключит свои связи в Киеве, может, тебя возьмут куда-то музыкантом. Или устроит тебя в монастырь, там, конечно, нужно будет трудиться, но голодным никогда не будешь.
— Простите, не нужно. Я сознательно выбрал себе образ жизни бомжа… — тихо, но твердо сказал парень.
Посидев еще немного и поговорив с матушкой на разные несущественные темы, бомж удалился…
Матушка долго смотрела ему вслед и прошептала:
— Господи помилуй!